Вера Полозкова

очень понравилось...Читать...
       ......

В свежих ранах крупинки соли.

Ночью снятся колосья ржи.

Никогда не боялась боли -

Только лжи.

Индекс Вечности на конверте.

Две цыганки в лихой арбе.

Никому не желала смерти.

Лишь себе.

Выбиваясь из сил, дремала

В пальцах Господа. Слог дробя,

Я прошу у небес так мало...

Да, тебя.

    ....

Уж лучше думать, что ты злодей,

Чем знать, что ты заурядней пня.

Я перестала любить людей, -

И люди стали любить меня.

Вот странно – в драной ходи джинсе

И рявкай в трубку, как на котят –

И о тебе сразу вспомнят все,

И тут же все тебя захотят.

Ты независим и горд, как слон –

Пройдет по телу приятный зуд.

Гиены верят, что ты силен –

А после горло перегрызут.

   .....

Доктор, как хорошо, что Вы появились.

Доктор, а я волнуюсь, куда ж Вы делись.

Доктор, такое чувство, что кто-то вылез

И по лицу сползает из слезных желез.

Доктор, как Вы живете, как Ваши дети?

Крепко ли спите, сильно ли устаете?

Кресло тут в кабинете, Господь свидетель,

Прямо такое точно, как в самолете.

Доктор, тут к Вам приходят все словно к Будде.

Доктор, у Вас в газете – все на иврите?

Доктор, прошу Вас, просто со мной побудьте.

Просто со мной немножко поговорите.

  

  .....

И родинки, что стоят, как проба,

На этой шее, и соус чили –

Опять придется любить до гроба.

А по-другому нас не учили.

            ...

Мальчик мой, как ты, сколько минуло чисел?

Вуза не бросил? Скорости не превысил?

Хватит наличных денег, машинных масел?

Шторы развесил? Волосы перекрасил?

Мальчик мой, что с тобой, почему не весел?

Свет моей жизни, жар моих бедных чресел!

Бросил! – меня тут мучают скрипом кресел,

Сверлят, ломают; негде нажать cancel;

В связке ключей ты душу мою носил –

И не вернул; и все; не осталось сил.

       .........

Все, что сейчас нам, в общем, похуй -

Потомки назовут эпохой.

     ....

Я могу быть грубой – и неземной,

Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки;

Чтобы провоцировать беспорядки;

Я умею в салки, слова и прятки,

Только ты не хочешь играть со мной.

Я могу за Стражу и Короля,

За Осла, Разбойницу, Трубадура, -

Но сижу и губы грызу, как дура,

И из слезных желез – литература,

А в раскрасках – выжженная земля.

Не губи: в каком-нибудь ноябре

Я еще смогу тебе пригодиться –

И живой, и мертвой, как та водица –

Только ты не хочешь со мной водиться;

Без тебя не радостно во дворе.

Я могу тихонько спуститься с крыш,

Как лукавый, добрый Оле-Лукойе;

Как же мне оставить тебя в покое,

Если без меня ты совсем не спишь?

(Фрёкен Бок вздохнет во сне: «Что такое?»

Ты хорошим мужем ей стал, Малыш).

Я могу смириться и ждать, как Лис –

И зевать, и красный, как перец чили

Язычок вытягивать; не учили

Отвечать за тех, кого приручили?

Да, ты прав: мы сами не береглись.

Я ведь интересней несметных орд

Всех твоих игрушек; ты мной раскокал

Столько ваз, витрин и оконных стекол!

Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол.

Или Финист Ясный Аэропорт.

Я найду, добуду – назначат казнь,

А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь

С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст…

Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость.

Долгожданная, оглушительная твоязнь.

Я бы стала непобедимая, словно рать

Грозных роботов, даже тех, что в приставке Денди.

Мы летали бы над землей – Питер Пэн и Венди.

Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть.

\
    .....
…самое страшное: понять что-то, когда уже ничего не можешь изменить. Вообще. Что самое кошмарное - это бессилие.
   ....

Тяжело всю жизнь себя на себе нести.

За уши доставать из себя, как зайца.

От ощущения собственной невъебенности

Иногда аж глаза слезятся.

   ....

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще; она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически; его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его; его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания. Она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно. Даже больше, осознавая свое бесправие. Они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»; она старше его и тоже почти красивая. Только безнадежная.

Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала. Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба. Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, - родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится. Он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая». Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

И какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота – остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.

      .........

Да, а лето-то какое.

Все несется кувырком.

Из приемного покоя

Тянет свежим ветерком.

Стекла в длинных грязных каплях.

Птицы высоко летят.

Девушки в больничных тапках

Все похожи на утят.

Тишина, прохлада, благость.

Мысли съело пустотой.

Сестры в капельницы август

Разливают золотой.

Навещать приходят реже –

Дорог внутренний уют.

Скоро мне тебя отрежут

И зашьют.
           ........

Похудеть килограммов на семь-десять, чтобы острые, болезненно выступающие бедерные косточки, резко очерченные скулы и попа меньше раза в полтора; побриться наголо, оставив три-четыре миллиметра волос; забить крупный, черный, стилизованный иероглиф "дао" на левое плечо; пробить одно ухо, но сразу двумя или тремя дырками; загореть до оттенка трюфельного масла примерно; спилить ногти, красить черным или бесцветным; говорить мало, слать далеко, заламывать баснословно.

Щуриться по-солдатски, курить, хохотать раскатисто, с хрипотцой, как Йовович; носить майки-борцовки, сумки-планшеты, толстовки с капюшонами, короткие клепаные байкерские куртки, узкие дизелевские джинсы, дорогие расшнурованные сапоги, крупное серебро; держать спину; красить только ресницы; уметь драться; уметь смотреть так, чтобы у собеседника мгновенно леденели ладони; отвечать за то, что обещаешь, тех, кого приручила, то, где налажала.

Не знать компромиссов.

Быть суверенной; автономной; только своей.

Не вестись; но уметь разводить щелчком пальцев.

Не выглядеть злой - но способной дать отпор; прощать, но не забывать; никогда никого не ждать, не увещевать, не тщиться исправить; блюсти границы; делать так, чтобы, когда входишь в комнату, все машинально сводили лопатки.

Никому ничего не доказывать, только себе.

Научиться достойно проигрывать.

Научиться не бросать на полдороге, загоревшись, побаловавшись и почти мгновенно потеряв интерес, а методично доводить все до конца.

Не врать.

Называть реальные сроки.

Отучиться легко краснеть; вообще не уметь смущаться.

Стать строго обязательной к прочтению и просмотру.

Никогда не повышать голоса.

Уметь вскидывать одну бровь так, чтобы в секунду снимать все вопросы и претензии.

Не иметь равных.

Стоять за своих горой; быть человеком, которому звонят, когда больше некому.

Но стыдятся дергать по мелочам.

Иметь достаточно денег, чтобы ни от кого не зависеть; никогда не просить. Давать в долг ровно столько, сколько находишь возможным подарить.

Спать с теми, кто не предаст.

Осаживать наглецов; стыдить пустых пиздоболов; трусов просто собой не удостаивать. Строго дозировать людей во избежание острых интоксикаций.

Помириться с Богом; найти с ним наиболее простой и прямой способ взаимодействия.

Маме сделаться надеждой и опорой; по причине гулкого отсутствия альтернатив.

Быть герметичнее.

Излучать свободолюбие; но не отшельничество.

Не таить зла; не растить в себе обид; брать одной рукой за воротник и в лицо говорить все, что накипело.

Не унижаться до мстительности; вообще не снисходить до обидчиков.

Но уметь пожалеть, утешить и приласкать.

Реветь строго без свидетелей.

Быть сильной.

Учиться преодолевать все, что бы ни случилось, самой.

Запомнить и лелеять в себе это хрупкое, безмятежное равновесие; состояние покоя.

Вообще иметь три агрегатных состояния, как вода: счастливого покоя, острой радости бытия - и сна.

А сейчас прекратить швыряться инфинитивами, сесть и закончить работу. Прямо сейчас.

Вот так.

            ........

Рыжая говорит, что когда у человека все хорошо, это значит, что Бог о нем забыл или потерял к нему интерес, мол, ты безнадежен, иди с миром, Я тебя не знаю. Своих он гоняет в хвост и в гриву, как заправский дрессировщик, чтобы, значит, не теряли сноровки.
  ........

А и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. Твои мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей; там за каждым такая очередь, что стоять тебе до седин, покучнее, сукины дочери, вас полгорода, я один; каждый светлый, красивый, ласковый, каждый носит внутри ледник – неудачники вроде нас с тобой любят пыточки вроде них.

Бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе ведь живого места нет, ну откуда такая спесь? Стисни зубы и будь же паинькой, покивай Ему, подыграй, ты же съедена тьмой и паникой, сдайся, сдайся, и будет рай. Сядь на площади в центре города, что ж ты ходишь-то напролом, ты же выпотрошена, вспорота, только нитки и поролон; ну потешь Его, ну пожалуйста, кверху брюхом к Нему всплыви, все равно не дождешься жалости, облегчения и любви.

Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо.

Как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва. Но глаза у тебя с издевкою, и поэтому черта с два. В целом, ты уже точно смертница, с решетом-то таким в груди.

Но внутри еще что-то сердится. Значит, все еще впереди.

 .........

Меня любят толстые юноши около сорока,

У которых пуста постель и весьма тяжела рука,

Или бледные мальчики от тридцати пяти,

Заплутавшие, издержавшиеся в пути:

Бывшие жены глядят у них с безымянных,

На шеях у них висят.

Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.

Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.

Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;

Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке,

И никто не висит у него на шее,

ну кроме крестика на шнурке.

Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.

Он смеется

и зажимает его во рту.

      ......     

и ещё много тут... ну и  контакте можно найти много , если забить в поиск... она читает свою позу и стихи сама.